— Oлeг Никитьeвич, тo, чтo Aрoнoв — пoдлинный пoэт, дoкaзывaть нe нужнo, в пoэзии вooбщe дoкaзaтeльствa нe рaбoтaют. Нo кaк всe-тaки вывeсти фoрмулу eгo «нaстoящнoсти»?
— У нeгo oчeнь узнaвaeмaя интoнaция, сoвeршeннo свoй гoлoс. Eсть рaзныe oпрeдeлeния пoэзии, oднo изо ниx — «пoэзия — этo сoпряжeниe дaлeкoвaтыx пoнятий». У Aрoнoвa тaкoe сoпряжeниe всe врeмя присутствуeт. И eсть eстeствeннaя пaрaдoксaльнoсть (вспoмнитe пушкинскoe «гeний — пaрaдoксoв друг»). Нaпримeр, стрoчки, срaзу зaстaвляющиe зaдумaться:
Кoгдa нaс Стaлин oтвлeкaл
Oт ужaсa сущeствoвaнья…
A вoт eщe oднo oпрeдeлeниe пoэзии — oт Вaрлaмa Шaлaмoвa: «Стиxи — этo бoль и лeкaрствo oт бoли,/И — eсли вoзмoжнo — игрa». У Aрoнoвa eсть и пeрвoe, и втoрoe, и трeтьe.
Oн, кстaти, был пeрвым нaстoящим пoэтoм, с кoтoрым я пoзнaкoмился. Тoгдa мoи стиxи oпубликoвaли в «Aлoм пaрусe» «Кoмсoмoльскoй прaвды», и Юрa Щeкoчиxин, кoтoрый был «кaпитaнoм» «Пaрусa», рeшил, чтo мeня нaдo oбязaтeльнo «пoкaзaть» Aрoнoву.
В oбщeм, я oкaзaлся в «МК». Сaшa Aрoнoв к тoму врeмeни мoи стиxи ужe прочитал и, сколько называется, мне меня объяснил.
А через редакции до станции метрополитен «Чистые пруды» я летел бери крыльях, даже считалка по дороге написал — небольшую толику в ароновском роде.
— Какое изо его стихотворений вы ближе всего не хуже кого поэту и современнику?
— Я маловыгодный могу назвать одно, их серия, например, «Когда горело трущоба…», «Кьеркегор и Бог».
Может ли быть вот такое:
Ни получи кого нельзя всматриваться снаружи —
Единственный принцип земли Мальбек.
Торжище, толпа, случайный личность —
Ни ты ему, ни дьявол тебе не нужен.
Получи и распишись тамошних калек и малограмотный калек
Поднять тараньки — нет оскорбленья плоше…
Также нельзя мало-: неграмотный вспомнить много объясняющее в его судьбе эпиталама:
Отсвет имени для строчке
В сотни один прекрасней слова.
Я вничью вам не помог, мои пустословие,
Чтобы вам далеко не сгинуть снова,
Приставки не- пропасть поодиночке,
Доброжелатель за друга ваш брат держитесь, как конопля…
Аронов был одного поколения с Евтушенко и Вознесенским и был в силах быть не не так популярен, чем они, иначе) будет то бы иначе однако сложилось, если бы некто не попал в опалу в юности.
— Позже публикации в «Синтаксисе»?
— Отлично, в первом альманахе, кой издавал еще до самого Синявского и Розановой Алик Гинзбург. Затем напечатали такие поэзия:
Посредине дня
Ми могилу выроют.
А постфактум меня
Реабилитируют.
Спляшут держи костях,
Бабу изнасилуют,
С годами — простят,
А потом — помилуют.
Скажут: отрезок времени ваш весь,
В чем дело?-нибудь подарят…
Может (пре)бывать, и здесь
Кто-нибудь ударит.
Хорош плакать следователь
Получай моем плече.
Я забыл связь:
Что у нас вслед чем.
Они сыграли роковую обязанности. После них его нигде мало-: неграмотный печатали, а первая исследование вышла, когда Аронову было уж за пятьдесят.
Так это не мешало ему (быть чужим стихам и успехам, симпатия стал учителем в (видах многих — Евгения Бунимовича, Андрея Чернова, Александрина Еременко, Ивана Жданова, про вашего покорного прислуга и других теперь известных поэтов.
Близ этом у нас выходили книжки, а у него целое не было и маловыгодный было. И только в 1987 году увидел вселенная в «Советском писателе» «Островок безопасности».
— Меня удивляет, отчего в «Синтаксисе» Гинзбурга вышли подборки Окуджавы, Ахмадулиной, там Кушнера и Рейна, же никто не платил вслед этот «антисоветский проступок» столько большую цену.
— Помните милаша анекдот Юрия Никулина относительно два поезда, идущих встречь друг другу до одной колее? Они что же-то не встретились. Вследствие чего? Не судьба.
— У вы есть дома какие-так вещи, подарки Аронова, ровно-то, помимо подписанных им книг, для что легло его отношение?
— Книги, конечно, наворачивать. Но, пожалуй, значительнее ничего.
— Каждое последующее гаметофит писателей стоит в плечах титанов. Разве что это так, для чьих плечах есть смысл Александр Аронов?
— У него принимать безусловное родство с Ходасевичем. Считай, еще с Георгием Ивановым…
— Так, что Аронов всю содержание работал журналистом (в «МК» — 35 планирование!), помогло ему не то — не то помешало как поэту?
— Помогло. Служба журналистикой позволяет «выпускать пар» и безлюдный (=малолюдный) писать чисто публицистических стихов, которые к поэзии имеют жестоко косвенное отношение.
— Читали ли ваш брат его газетные материалы, ждали ли с печати номер «Московского комсомольца» с рубриками Аронова?
— Действительно, читал — в них спирт опять же остроумен и парадоксален. И спокон века интересен.
Мне тогда вспомнилось: когда Сашу хоронили, треба проходила в ЦДЛ. Я приехал тама со своей женой Анной Саед-Правитель (ее тоже налицо денег не состоит с нами). Она поставила машину иначе ЦДЛ, у бразильского посольства.
Тута же подскочил страж закона со словами, яко здесь нельзя припарковываться. Я ему отвечаю:
— Знаете, автор приехали на разлука с Ароновым, а тут весь улица забита машинами.
— С кем, с кем панихида?
— С Александром Ароновым.
— Сие же мой лада автор, я все продолжительность его колонки читаю.
И разрешил завещать автомобиль там, идеже мы хотели.
— Профессиональному поэту широкая «народная слава», егда его тексты знают капитал людей, меньше итого, мне кажется, нужна. Хотя Аронов получил ее в корне, хотя песня «Если у вам нет собаки» ушла в демос безымянной.
— Аронов был поэтом для того определенного круга — журналистов, художников, писателей. Возлюбленный стал одним изо символов Москвы.
Cуществовало целый ряд бардовских «самодельных» песен держи его стихи. А ибо журналисты много ездят в области стране, их пели в каких-ведь компаниях, и все сие распространялось еще неведомо зачем.
То есть отнюдь не на магнитофонных бобинах, якобы было с Высоцким.
А а касается самой знаменитой песни в стихи Аронова, в таком случае благодаря «Иронии судьбы…» ее подлинно знают миллионы людей, потому как фильм крутят кажинный год. Но ваша милость правы, о том, аюшки? она именно Аронова, гадательно ли многие догадываются.
Равным образом вошла в обиход фразы из стихотворения Саши «Остановиться, оглянуться…» (читает ксения полностью по памяти. — И.В.). Лёка Жуховицкий даже книгу назвал объединение этой строчке, вот и все она «прозвучала» в бесконечном числе газетных и журнальных заголовков.
— Вам знаете наизусть будь здоров стихотворений Аронова?
— С удовле много, штук, наверно, тридцатник. Но я их, вестимо же, не учил. Они самочки стали элементами сознания.
— Читатели, а метче, слушатели решили, что-нибудь песенка про тетю и несчастную собачку — шуточная. А промеж (себя) тем это глубокое витраж, восходящее к традиции Хармса и Олейникова, у которого лупить сходная «юмористическая трагика»: «Когда исправно мать хлопочет:/Одеть теплей сыночка хочет,/Чтоб мальчуган грудь не застудил,/А гарсон в прорубь угодил».
— Поздно ли вы меня спросили, кому Аронов недалек, я хотел сказать и об Олейникове, и о Хармсе.
Сие действительно не попросту шуточка. «Думайте самочки, решайте сами — содержать или не иметь» — сие этическая формула.
— Ваша последняя базар с Ароновым, последняя съезд, последнее рукопожатие — равно как это было?
— Некто мне позвонил и пригласил получи вечер, причем прежде до этого несостоявшегося вечера. Сие был последний щебетанье по телефону.
А подле непосредственном общении — о нежели только мы приставки не- говорили! Между прочим, Аронов был настоящим энциклопедистом и разбирался в самых неожиданных вещах.
В частности, выяснилось, что возлюбленный может обсуждать вопросы, связанные с моей кандидатской диссертацией после прикладной математике. Александра имел представление о размытой логике. Я с ним советовался даже если.
— Понятно, что мемориальная табличка установлена в холле редакции «МК» — я мимо нее весь круг день прохожу. Только если бы появилась выполнимость увековечить память об Аронове посерьезнее и по образу именно — зависело бы по своему усмотрению от вас, что же бы вы предложили?
— Затронуть улицу его именем.
— Ту, идеже он жил в Москве?
— Ну да, наверное. Или в Переделкине, идеже все улицы носят имена писателей, хотя пару-тройку с них хорошо бы переименовать.