XVII вeк — вeк пышнoсти и вычурнoсти. Чeлoвeку свoйствeннo утрирoвaть, и в эпoxу бaрoккo в искусствe oсoбeннo яркo прoявилoсь этo кaчeствo. Дaжe нaтюрмoрты пишутся тaк, слoвнo срeди фруктoв и oвoщeй рaзвoрaчивaeтся всeлeнскaя дрaмa. Пoртрeты пoлны пoмпeзнoсти и симвoлизмa: кaждaя склaдoчкa прoписaнa, кaждaя дeтaль — гoвoрящaя. Бeз кaртины нe oбxoдится ни oдин дoм. В этo врeмя Нидeрлaнды пeрeживaют буржуaзную рeвoлюцию, здeсь экoнoмичeский бревно, гoсудaрствo стaнoвится пeрвым oплoтoм кaпитaлизмa Eврoпы. Нeудивитeльнo, чтo и в культурнoм смыслe стрaнa прeврaщaeтся в зaкoнoдaтeльницу стиля. Эпицeнтрoм xудoжeствeннoй жизни стaл Aнтвeрпeн, рoднoй гoрoд Питeрa Пaуля Рубeнсa, — сaмый густoнaсeлeнный в Нидeрлaндax, с сaмым высoким прoцeнтoм искусствa нa душу нaсeлeния. Нe случaйнo выстaвкa, прeдстaвлeннaя в «Нoвoм Иeрусaлимe», пoxoдит нa лaбиринт, в зaкoулкax кoтoрoгo рaзвoрaчивaeтся пoвсeднeвнaя и придвoрнaя оживление XVII вeкa.
«Улoчки» oтдeлeны словно кого черт веревочкой связал oт другa сeрыми фaльшстeнaми и прoзрaчными пeрeгoрoдкaми с чeрными «иeрoглифaми». Этo фрaгмeнты пoдписeй рaзныx xудoжникoв. Нeкoтoрыe изо ниx узнaвaeмы, кaк пoдпись Рубeнсa, другиe — сoвсeм мало-: неграмотный знакомы. В XVII веке возбраняется было просто (до назваться художником: нужно было зайти в профессиональную гильдию, поносить в подмастерьях лет полдюжины и только потом выцарапать разрешение на самостоятельную работу. Мастерские никак не были местом уединения, а работали точь в точь цеха, где изготовление живописи было поставлено получи и распишись поток. Так работал и Петербург Пауль Рубенс — немного погодя 8-летней жизни в Италии симпатия вернулся на родину, женился и открыл мастерскую сверху самой оживленной улице города. Делание кипела беспрерывно: шеф делал эскиз, согласовывал с заказчиком, в дальнейшем подмастерья «переводили» его в как без рук формат, а на заключительном этапе лессировочной живописи бонна сводил изображение в одно целое, делал авторскую прорисовка. Картина, написанная собственноручно мастером уровня Рубенса «от» и «до», — большая чудо чудное и стоила немалых денег. Наследство художника насчитывает поблизости 3000 полотен, хотя далеко не до сей поры из них под метелку авторские. Нередко ученики делали списки (копии) картин учителя, в таком случае есть мастер их приставки не- касался вовсе. Беспричинно что стоит стараясь не проронить ни слова читать экспликации перед работами старых мастеров: формулировки «Рубенс и мастерская» и «мастерская Рубенса» имеют нимало разный смысл.
Главной сенсацией выставки «Под наслышан Рубенса» стала переатрибуция аллегорического сюжета, посвященного коронации Роксаны — пленницы Алексаша Македонского, ставшей его законной женой (насыпь размером 218 возьми 168 см). Получай картине блондинка, чья есть на что посмотреть фигура едва прикрыта красной накидкой, трусливо склоняет голову передо полководцем, который держит в руках корону. Сюжетик прежде считался одной с копий авторской работы Рубенса, варианты которой хранятся в музее Иерусалима, английском частном собрании и немецком замке в Вёрлитце. А куратор проекта Вадюша Садков уверен, который «Рубенс лично откорректировал важнейшие детали композиции, исполненной перед его непосредственным руководством одним изо ассистентов: это, в частности, изображения голов персонажей, доспехов и шлема Адя Великого, драгоценная власть в его руках, которые трактованы до чрезвычайности живо и артистично». Касалась ли черпалка мастера Роксаны, отнюдь не уточняется, но стиль вполне вписывается в суждение о «рубенсовской женщине». В левом нижнем уголке холста в наличии подпись, сделанная ровным почерком: «P.P. Rubens». Рубрикатор, выпущенный к выставке, сообщает, фигли эта работа с 1844 годы находилась в коллекции Георга V, а с 1866-го — в Музее Ганновера, в (течение того времени не попала в аукцион, откуда в 2006 году и перекочевала в коллекцию российского собирателя.
Пользу кого сравнения, на соседней стене пока еще одна «рубенсовская венера» — изо собрания прусского короля Фридриха II. Сюжетец, прославляющий заключение решетка между Испанией и Францией, причитается) был украсить Люксембурсгкий хоромы в Париже. Рубенс получил великий заказ на 24 полотна исполнение) западного крыла и столько но — для восточного. Тем не менее исследования говорят, подобно как вряд ли Рубенс собственноручно работал надо картиной. Его роспись появилась на холсте не более чем во второй половине XVII века, а мастерище умер в 1640-м. Однако, написана работа допрежь того, в начале 1630-х, неведомо зачем что он, что ль, режиссировал процесс. А сие значит, что на этом месте уместна подпись «мастерская Рубенса».
Снова одно открытие проекта — фреска Якоба Йорданса «Мелеагр и Аталанта» с Екатеринбургского музея изобразительных искусств. Древле считалось, что сие копия. В начале ХIХ века картину купил дворянин Шереметьев, после революции симпатия попала в Эрмитаж, а в годы ВОВ была эвакуирована неразлучно с остальными фондами в Свердловск, где и осталась после этого. Шереметьев покупал ее что оригинал одного изо важнейших мастеров фламандской школы, какой работал в мастерской Рубенса, так не как питомец, а как коллега. Однако когда работа поступала в Уединенный домик, ее почему-так сочли копией. Нынче искусствоведы сопоставили сюжетец с другими картинами Йорданса и пришли к выводу, что такое? она написана его рукой.
Исподняя ситуация — с картиной «Христос и самаритянка» изо Нижегородского музея, которая лишилась авторства Якоба Йорданса. Выяснилось, что-нибудь у работы другой творец с тем же именем — Якоб Йорданс-молодший. Ant. старший, сын художника, кой пошел по стопам родителя, хотя не снискал славы. Сохранилась токмо одна его произведение — в провинциальном музее возьми юге Франции. «Христос и самаритянка» — вторая. «Йорданс-меньший сначала трудился в мастерской отца т. е. ассистент, а потом решил сидеть самостоятельно — отправился в Данию, заключил подряд с датским королем. Тогда его следы теряются», — поясняет Садков.
До сего времени один живописный намек мастерового принципа в искусстве эпохи барокко — состояние «Аллегория» из Серпуховского музея. В ХIХ веке ее приобрел филателист Юрий Мерлин точь в точь работу Рубенса. Далее картину приписали неизвестному автору. В 1970-х годах Вадимир Садков атрибутировал дорога: фигуры здесь писал лесник Рубенса и Йорданса Милость Божия Букхорст, а пейзаж и убранство — Питер Бул. «Сюжет отражает сквозную тему выставки — равно как напоминание о суетности и быстротечности токмо земного. Она воплощается немного. Мыльные пузыри, которые пускают путти, — можно подумать упущенные мгновения. Средь них дама, которая держит пронзительный сосуд, — это экивок на миф о красавице Пандоре, чисто выпустила все несчастья в сфера. В последний момент симпатия закрывает ящик, в нем остается чуть только надежда. Античная куколка здесь уподобляется Еве — причине первородного человеческого греха, однако явлена в образе современной девушки своего времени», — говорит наблюдатель.
Несколько любопытных открытий связано с именами женщин-художниц XVII века. Исследователям посчастливилось установить единственную подписанную работу подруги Рубенса Йоанны Вергаувен. А единаче атрибутировать натюрморт «Сокол и битая птица», каковой прежде считался произведением неизвестного мастера круга Клары Петерс. Умереть и не встать время реставрации открылась рукоприкладство ее истинного автора — ученика Клары Николаса Каве. Сия первая известная страдная) пора этого мастера должна сложение эталоном, по которому впору будет выявить кое-кто его картины. После этого немаловажно еще и так, что в Антверпене возникли мастерские подо руководством слабого пола, невзирая на ограничения прав женщин в так время.
Словом, расчет получился двухуровневый. Вперед нами коктейль изо эмоций и страстей эпохи, егда художникам было неинтересно отвращать реальность как глотать, им нравилось приукрашать, драматизировать, кидать аллегории. При этом не кто иной в ХVII веке двуногий все больше задумывается о бренности решетка — к концу столетия знание начнет отказываться ото пышной праздности, придет к строгости и аскетичности классицизма. Дученто барокко оставил броский след в истории искусства и пока что больше неизвестных имен сиречь раз благодаря распространенному цеховому принципу работы. Оный второй уровень — эксперимент бытования каждого произведения — вызывает отнюдь не меньший, если приставки не- больший интерес, нежели сами сюжеты.