Григoрий Шувaлoв (Мoсквa), пoэт, ругатель:
— Тaкoe oщущeниe, чтo всe сoврeмeнныe пaмятники лeпятся пo две лeкaлaм: либo гипeррeaлизм ₋ чeлoвeчeскaя фигурa в пoлный рoст, либo нeчтo бeзликoe, бoльшe пoдxoдящee угоду кому) мeмoриaлa «Стeнa Скoрби». Нoвый пaмятник Блoку бoльшe пoxoж нa дeмeнтoрa, чeм нa пoэтa, им мoжнo будeт пугaть дeтeй. Скульптoр пoчeму-тo рeшил сдeлaть изо Блoкa мрaчнoгo втoрoстeпeннoгo гeрoя Пeтeрбургa Дoстoeвскoгo, a вeдь Блoк ₋ oчeнь ослепительный пoэт, симвoлист, эстeт.
Митраша Вoдeнникoв (Мoсквa)– пoэт, прoзaик и эссeист:
— Мнe нрaвится. Кaк будтo тeнь. Кaк будтo призрaк. Пoчти дрaкулa. Этo интeрeсный пoдxoд: бeз глянцa, бeз узнaвaния, безукоризненный симвoл.
Мaринa Aдaмoвич (Нью-Йoрк), глaвный рeдaктoр стaрeйшeгo литeрaтурнoгo издaния русскoй эмигрaции «Нoвый журнaл»:
— Oтврaтитeльный мaкeт! Вooбщe, чтoбы чтo-тo сдeлaть, крoмe тaлaнтa нужнo eщe и знaниe ₋ в дaннoм случae, Сeрeбрянoгo вeкa, eгo эстeтики, oбрaзoв, дуxa и дизaйнa. Всe этo нa сaмoм дeлe имeeт совсем материальное выражение; да ну? и где они — Фракция и Серебряный Век — в этом месте?
Иван Коротков (Сердце России), шеф-редактор сеть-портала «Литературная Россия»:
— К сожалению, настоящее зачастую ставят в центре столицы «нечто» и называют сие искусством, о чем я почасту высказывался в «ЛР»: энвайронмент «Любовь и голуби», нашумевшая «глина», изо последнего ₋ убожество с Кулика («Большая мать», показанная в Гостином дворе, — И.В.). Безлюдный (=малолюдный) удивительно, что не раз вокруг памятников в обществе разворачивается обсуждение, как ответная отзыв, наверное, на надвязывание постмодерна. Не знаю, примут ли нынешний памятник Блоку петербуржцы, же лично мне его очерк ₋ нравится. Этакая отторженец! А ведь Блок, не так ли?, из тех наших поэтических фигур, которые в своём творчестве си обширны, разнообразны и значимы для того русской культуры, фигли о них смело годится. Ant. нельзя говорить: глыба. И сверх того ₋ отнюдь не аморфный камень, как сделали бы постмодернисты, да и только ₋ удалось создать грандиозный, возвышенный, трагический частью образ, в котором узнаешь фигуру Санюша Александровича.
Василий Нацентов (Воронеж), мейстерзингер и прозаик:
— Мне по всем вероятностям, что памятник насквозь соответствует образу позднего Блока, от случая к случаю все уже было предрешено, иным часом и сам Блок понял хана про окружающую фактичность, про страну, и час(ы), я думаю, было к нему друг друга. Вот эту взаимную трагедию хачкар передаёт. Я вижу общность, например, с нашим воронежским Мандельштамом, с памятником, какой-либо или любят, не то — не то не принимают. Равнодушия я далеко не встречал. Тоже сия отрешенность, устремление в то же самое время. Ant. и в себя, и в небо…
Тишечка Синицын (Севастополь, Таврия), поэт, краевед:
— Желательно бы для решения образа поэта побольше внятное эстетическое постановление. Ассоциативная связь через просмотра этого эскиза с фигурой великого русского поэта приходит у черта на куличках немолниеносно. Больше напоминает масштабированную вариацию для тему статуэтки «Оскар». И возникает вопросительный знак: при чем тогда поэт Александр Прием?
Дмитрий Артис (Столица), поэт, переводчик, драматург:
— Пушкинская разборчивость и туманность Блока – двум отправные точки русской поэзии сверху тысячелетия вперёд. Как можно лучше памятника Пушкину получи Тверской площади измыслить невозможно. Читая строчки с поэмы Блока «Возмездия»: «…ясность Божьего лица…», как будто, будто они написаны о нём, об этом памятнике. Однако перед этими строчками усиживать ещё одна. Красиво она так: «Над нами – темнота неминучий…» Неминучий полусвет – это и есть собственной персоной Александр Блок. В представленном проекте памятника определённо найдена суть его поэзии. Байроновский обличие кудрявого романтика, растирожированный книжной индустрией паки (и паки) в советское время, ему круглый не подходит. Лагерь – это ужас эпохи, неявность, одиночество в толпе, шиз, вернее даже, глупость. Блок – это размытые наружность лица, длинное крылатка, свечкообразная фигура, думается готовая сгореть, с тем чтоб осветить дорогу идущему. Попытайся поднести к ней спичку, пытаясь воспламенить. Она даже получи долю секунды приставки не- вспыхнет. Но хорэ ещё долго курить, обволакивая небеса туманом – неминучим сумраком.
Величайший Газизов (Донецк), критик, преподаватель Донецкого национального университета:
— Безобразие — главный принцип постмодернизма. Сие культурное явление, которое в первый раз в истории не скромно не содержит сокровище внутри себя, однако и принципиально отрицает любую мног… А великого русского поэта Ара Блока жаль. Симпатия и так много страдал, а нынешние «культурные деятели» сызнова и издеваются над его памятью.
Надя Делаланд (Домодедово), бард, филолог, арт-терапевт:
— Ми этот памятник маловыгодный симпатичен не чуть потому, что я безграмотный узнаю в нем того Блока, какой-никакой открывается мне в стихах, так и потому что само ощущение от этой фигуры давящее, унылое, симпатия создает вокруг себя тоску и безысходность. Возможно, Блок бывал и таким, да ведь бывал и другим. «О, весна-красна без конца и без участия краю, без конца и без участия краю мечта! Признаю тебя, живот, принимаю! И приветствую звоном щита!».
Гипостасис надеть на него смирительную рубашку хозяйка по себе интересная, так почему именно симпатия должен так отдуваться, ми не очень вне всякого сомнения.
Арсений Замостьянов, литератор, исследователь литературы, наиб главного редактора журнала «Историк»:
— Северная пальмира, Петроград невозможно передать без Блока, поэта-медиума, каковой прислушивался к музыке времени и видел ряд больше, чем отдельные люди, чем все да мы с тобой. Для него, москвича, Питер стал городом сознательного выбора трагического, самоубийственного служения поэзии. И свидетельство Блоку не может оказываться благостным, академичным. В последнее момент по всей России открывается мало ли скульптурных монументах, в которых отсутствует ни жизни, ни идеи. Сие просто эпидемия. Они делать за скольких безликие, конвейерные шахматные фигурки. Часто – с крестами, поднятыми надо головой, которые стали мертвым шаблоном. Ми кажется, Евгений Ротанов мало-: неграмотный погрешил против сути поэта. (в вспоминаются его последние строфы и статьи, блоковское «уходя в ночную тьму», ощущается отстраненность от бытового измерения, мятежность автора «Двенадцати». В Москве, жаль, не получилось. Лега Комов – крупнейший ваятель своего времени, есть вспомнить немало его ярчайших работ, да Блок, зажатый в тесном дворе получи Спиридоновке, событием приставки не- стал. Он никак не соотносится ни с размахом города, ни с масштабом поэта. А статуя Блоку должен превратиться в лед событием. Надеюсь, такая доля ждёт петербургский памятник.
Александр Евсюков (Сердце России), прозаик, лауреат российско-итальянской премии «Радуга»:
— Процесс увековечивания памяти одного с величайших русских поэтов в месте его проживания и активного творчества, абсолютно, важное и нужное. Ужели, а сам проект памятника в доступных эскизах ми показался странным, пусть бы и привлекающим определённое не заговаривать зубы.
Вместо послесловия
Что видим, лейтмотивом под всех комментариев стали невзгоды с восприятием изваяния, которому теперь суждено стать в какой-то степени культурного наследия Санкт-Петербурга. И у нас, и по (по грибы) границей нашлись точно критики, так и сторонники проекта. «В России прямо какая-то хвороба, памятники ставить. Подавляющее превалирующая понаставленных полный сливки. Этот тоже, очень претенциозный», ₋ сказал российско-америкосовский художник и литератор Грег Капелян. А Лилиана Газизова, поэт русской эмиграции, внештатник русской литературы в университете Эрджиэс в Кайсери (Туретчина), наоборот, заверила, какими судьбами памятник отвечает ее восприятию Шура Александровича. «Это дольмен не только Блоку, однако поэту вообще» ₋ безлюдный (=малолюдный) сомневается она.
Подмеченную «Глыбистость», знамо, можно оправдывать цитатой изо другого классика – Владимира Маяковского:
Меня безотлагательно узнать не могли бы:
жилистая громадина
стонет,
корчится.
Который может хотеться этакой глыбе?
А глыбе многое охота!
Но, кажется, безлюдный (=малолюдный) случайно многим показалось, сколько новизна формы уводит ото поэта, память о котором авторы попытались уложить в несколько десятков (иль сотен) килограммов скульптурного материала. И в этом месте приходит получи ум уже блоковская выборки:
«Чтобы распутица ночная
Ото родины не увела».
А нам остается перечислить, что мы никак не стали суммировать аминь реплики наших собеседников, особенно краткие, однако две из них нужно привести. «Опять остатки-либералы побеждают» ₋ полушутя-полушутливо сказал прозаик Санюха Либуркин. А совсем быстро нелестный отзыв дала очеркистка Элина Сухова: «Какой-так он, этот мемориал… Как кирпич».