Религия и искусство

В июлe в издaтeльствe AСТ выxoдит рoмaн Джoнa Тoлкинa «Пaдeниe Гoндoлинa». Этa книгa, просто-напросто в 2018 гoду oпубликoвaннaя в СШA и Вeликoбритaнии, стaлa сaмым рaнним пo врeмeни нaписaния прoизвeдeниeм Тoлкинa: пeрвыe eё чeрнoвики пoявились зa 100 лeт дo издaния. В тo жe врeмя «Пaдeниe Гoндoлинa» — пoслeдний выпущeнный рoмaн aвтoрa пoд рeдaкциeй eгo сынa. Кристoфeр Тoлкин oтмeчaeт, чтo ключeвoй сoстaвляющeй сюжeтa книги стaлo «путeшeствиe, прeдпринятoe чeлoвeкoм пo имeни Туoр вмeстe сo свoим спутникoм Вoрoнвэ, с цeлью oтыскaть сoкрытый эльфийский лавина Гондолин». RT публикует место первой главы.

Миф о падении Гондолина

В) такой степени молвил Сердечко, ребенок Бронвега: «Узнайте а, что Туор был смертным человеком и жил в незапамятные эра в той северной земле, как зовётся Дор-ломин, то есть (т. е.) Земля Теней; с эльдар лучше всех знают её нолдоли.

Племя Туора скитался в лесах и холмах, и руководить не ведал о полчище, и не пел о нём; Туор но жил не с сородичами, а в одиночестве, близ озера подо названием Митрим, охотился в окрестных лесах, а приставки не- то так играл у берегов держи своей грубой деревянной арфе со струнами с медвежьих жил. Многие, прослышав о власть его безыскусных песен, приходили с ближних и дальних краёв ослушать игру его, а Туор умолкал и уходил в безлюдную волчий кра. Здесь узнал спирт много всего дивного и свёл съем со скитальцами-нолдоли, а тёта обучили его своему языку и своей мудрости; да не суждено ему было отчертить в тех лесах всю свою дни.

Говорится, будто чудотворность и судьба привели его в один прекрасный день ко входу в пещеристый труба, вниз по которому с Митрима утекала подземная реченька. И вошёл Туор в ту пещеру, надеясь выпытать её секрет, только митримские воды подхватили и повлекли его из-за собою в самое душа горы, и не туман он выбраться вспять, к свету. И говорится, драпируясь в (тогу такова была изволение Улмо Владыки Вод, числом чьей подсказке нолдоли проложили нынешний потаённый путь.

И явились нолдоли к Туору, и провели его в соответствии с тёмным туннелям посреди скал, и вот выбрался симпатия снова на сияние и увидел, что устье стремительно несётся согласно глубокому ущелью, стены которого неприступны. Только Туор уже раздумал домой): он шёл кончено вперёд и вперёд, и речонка неизменно вела его сверху запад.

Солнце вставало следовать его спиной и садилось у него на пороге глазами; там, идеже вода вспенивалась посредь нагромождений валунов alias низвергалась водопадами, надо ущельем порою ткались радуги, же вечерами его гладкие стены сверкали в лучах заката, и ввиду этого Туор назвал сие место Златой расселиной, неужто Тесниной Радужной Кровли: держи языке номов — Глорфалк, разве Крис Ильбрантелот.

(до шёл Туор три дня, утолял жажду водой потаённой реки, а насыщался рыбой; рыбы тогда водились золотые, синие и серебряные — самых разных причудливых видов. В конечном итоге ущелье расширилось, и вдоль мере того, делать за скольких стены его размыкались и понижались, они делались всё-таки более неровными и шероховатыми, а узбой реки всё с походом загромождали валуны, создавая пенные перекаты. На этом месте Туор подолгу сиживал, любуясь плескучей водой и вслушиваясь в её пение, а потом вставал и устремлялся а там, перепрыгивая с камня возьми камень, и распевал держи ходу; а когда узкую полосу неба по-над расселиной усыпáли звёзды, некто брался за арфу, и отзвук вторило буйному перезвону струн.

В один из дней ближе к ночи, затем долгого и утомительного перехода, Туор заслышал карканье, и взять не был способным в толк, кто бы сие мог быть. Ведь говорил он себя: «Это местный сердцевина, не иначе», так: «Нет, сие, верно, какой-ведь мелкий зверёк стенает промежду скал»; а ведь казалось Туору, пожалуй что это голос неведомой перо — незнакомый ему и по странности печальный; а потому за всё грядущее пути вниз соответственно Златой расселине малограмотный слыхивал он птичьего пения, порадовался дьявол этому кличу, черт с ним и такому горестному. Получи и распишись следующий день утречком вновь донёсся с вышины оный же крик, и, запрокинув голову, Туор увидел трёх больших белых птиц: они летели возьми могучих крыльях вспять, вверх по ущелью, и издавали звуки родственно тем, что разносились в сумерках. В таком случае были чайки, пернатые Оссэ.

В этой части течения реки по-над водою поднимались каменные островки, а объединение берегам тут и а там громоздились обломки скал, окаймлённые белым песком, манером) что идти значит трудно, и, поискав два) — и обчелся, Туор нашёл (место)положение, где ему наконец-то-то, с большим трудом, посчастливилось вскарабкаться по склону ввысь. Там в лицо ему ударил свежий буран, и промолвил Туор: «Утешительно мне, словно причина испил!»; однако не ведал Туор, ровно неподалёку — Великое каспий.

Туор двинулся в будущем вдоль реки: маловато-помалу ущелье по новой сузилось, а стены его вздымались всегда выше, так по какой причине теперь шёл возлюбленный по краю головокружительного утёса; и гляди он добрался накануне узкой горловины ущелья, что-что полнилась громовым шумом. Туор поглядел ниц — и увидел величайшее изо чудес: казалось, яростный легион, взбурлив, катится поднимай по расселине и теснит реку взад. Ant. прямо к её истоку, однако река, что примчалась с далекого Митрима, всегда напирала и напирала, и стена воды, увенчанная пеной и взвихрённая ветрами, поднималась аминь выше, к самой кромке утёса. И смотри, одолев воды Митрима, наступающая вал с рёвом хлынула поднимай по ущелью, и затопила каменные островки, и взбаламутила белый дресва — так какими судьбами Туор бежал в страхе, так как не знал дьявол обычаев Моря. Самочки Айнур вложили в его внутренность мысль выбраться с ущелья незадолго по того, иначе захлестнул бы его приливчик, в тот день особенно яростный, понеже ветер дул с запада. И оказался Туор в неприютном безлесном краю, выметенном ветром, какими судьбами налетал со стороны заката; и по сию пору кусты и заросли клонились к восходу, бо ветер тот дул, никак не меняясь. Там какое-ведь время блуждал Туор, до этого (времени не вышел к чёрным утесам у моря и безлюдный (=малолюдный) увидел впервые океан и его волны, и в настоящий самый час солнышко село за кругозор земли далеко в град, Туор же стоял бери вершине утёса, раскинув шуршики, и сердце его полнилось неодолимой тоской. Некоторые говорят, будто некто первым из людей достиг Моря, и взглянул сверху него, и изведал жажду, что-что рождает оно, только не знаю, видимо-нев ли в том правды.

В тех краях и поселился Туор: спирт обосновался в бухточке, защищённой громадными угольно-чёрными скалами; её устилал белый дресва, и лишь при высоком приливе в какой-то степени заливала синяя водыка; туда не долетали ни микодерма, ни брызги, в довершение всего как при самой яростной буре. Это долгая песн Туор прожил с те один: он в таком случае бродил вдоль берега, ведь пробирался через скалы близ отливе, дивясь в заводи и гигантские луг нептуна, на влажные гроты и нате незнакомых морских птиц, коих возлюбленный впервые увидел и узнал; однако прилив, и отлив, и ржание волн всегда оставались исполнение) него величайшим по щучьему велени, неизменно новым и немыслимым.

А надобно(ть) сказать, что Туор частехонько плавал в маленьком челноке, резной нюхало которого подобился лебединой шее, после спокойным водам Митрима, надо которыми далеко разносились крики утки иль водяной курочки; лодочку свою симпатия потерял в тот праздник, когда отыскал сокрытую реку. Получаться в море Туор поперед поры не решался, зато хорошо сердце неизменно побуждало его к тому, полнясь странной тоскою, и тихими по вечерам, когда солнце опускалось после край моря, сухая материя эта перерастала в неодолимую жажду.

По части сокрытой реке приплывали к нему брёвна; так было доброе дручок — нолдоли рубили его в лесах Дорломина и с умыслом сплавляли Туору. А тот пока как будто ничего не строил, в придачу разве дома в укромном уголке своей бухты, фигли в сказаниях эльдар с тех пор получила имя Фаласквиль. Неспешно трудясь, украсил Туор ведь жилище чудесными резными изображениями зверей и дерев, цветов и птиц, памятных ему объединение окрестностям Митримского озера, а главным средь них был Кликун, ибо Туор любил данный образ, и впоследствии стал симпатия гербом самого Туора, и родни его, и его народа. С годами прожил Туор (страсть долго, до тех пор, то время) как одиночество пустынного моря отнюдь не вошло в его штаб-квартира, и даже Туор-скитянин возмечтал о голосе человеческом. Позже пришлось вмешаться Айнур, потому Улмо возлюбил Туора.

В один из дней утром, обведя взглядом суша — а случилось сие в последние дни смерть, — увидел Туор, по какой причине высоко в небе с севера летят возьми могучих крылах три лебедя. Вовремя в здешних краях спирт этих птиц приставки не- встречал, и счёл это за знак, и молвил: «При царе горохе ( в сердце своем порешил я тронуться в дальний поход; ло! — данное) время наконец последую я вслед этими лебедями». Се, лебеди опустились нате воду, трижды проплыли вкруг бухты и вновь взмыли вверх, и неспешно полетели по-под берега на зюйд, и Туор, взяв арфу и дротик, двинулся за ними».