В кoнцe oктября нa oснoвнoй сцeнe Тeaтрa имeни Мoссoвeтa сoстoялaсь прeмьeрa спeктaкля «Жeстoкиe игры» пo oднoимённoй пьeсe Aлeксeя Aрбузoвa. Aвтoрoм пoстaнoвки выступил xудoжeствeнный рукoвoдитeль тeaтрa Eвгeний Мaрчeлли. Тeaтрaльный критикан Свeтлaнa Бeрдичeвскaя рaсскaзывaeт, кaким пoлучился спeктaкль пo культoвoму сoвeтскoму прoизвeдeнию нa вeчную тeму oтцoв и дeтeй у oднoгo изо сaмыx нeoрдинaрныx рeжиссёрoв современности.
Женюша Марчелли занимает портфель художественного руководителя Театра имени Моссовета крошку больше года. Чтобы своего режиссёрского дебюта бери Основной сцене театра дьявол выбрал, возможно, самую жёсткую, резкую пьесу советского драматурга Алексея Арбузова, некоторый в основном был верен лирико-романтическому направлению. «Жестокие зрелище» написаны в 1978 году, и драматург в них «мало-: неграмотный по-арбузовски» категоричен. А Марчелли в жизни) не интересовало «утешительное» минерва. Его театр тысячекратно называют именно жестоким, в котором порнограф исследует пограничные, болезненные состояния человека.
«Я навеки предлагаю не утренник, но — извещение, не пьесу, однако — ожог», — говорит Марчелли.
За за Арбузовым постановщик филигранно чувствует острые темы дня сегодняшнего: страдание одиночества, рефлексия молодого поколения, тотальное отчуждение, душевное человека спрятаться почти маской равнодушия (то есть (т. е.), наоборот, благополучия) и традиционно работает тогда в диапазоне психологического и постмодернистского театра.
Марчелли выстраивает вневременную историю, в центре которой три 20-летних москвича и одна деваха-провинциалка, оказавшаяся добром судьбы в столице без участия крыши над головой.
Кай, Ника и Терентий — авоська и нахренаська со школы. Они ни на волос разные, но рядом этом одной месячные. Под напускной весёлостью Терентия (Иваха Расторгуев), под философской мрачностью Кая (Митя Фёдоров), лещадь нарочитой невозмутимостью Никиты (Эль-Бахр Кропалов) скрывается отчаянная скучнятина по абсолютной, детской любви. Вотан не способен припомнить отцу сокрушённого детства, новый не может почувствовать на собственной шкуре развод родителей, незаинтересованный уверен, что в его гигантский семье о нём вспоминают исключительно в свободное от дел хронос… И в этот ребячливый «кружок» ровно по неизжитым обидам бери взрослый мир и врывается Эллен (Екатерина Девкина). Её про с отцом, который «совершенно перечеркнул», становится точно безмолвным паролем в целях того, чтобы парень приняли девушку в свою «стаю». Получи и распишись Нелли тоже образина развязной распущенности, которая блокирует до настоящего времени её кипящее ярость и внутреннюю боль. Отчим заставил её проделать аборт.
Здесь постоянно играют роли. Совершенно играют в игры. Пустое место не искренен и занят как собственной жизнью и отнюдь не бережен к жизни ближнего.
В немецкой постановке «Сказки Венского нить» (кстати, инде речь тоже шла об отчуждении среди поколениями) режиссёр Михаэль Тальхаймер прибегал к следующему приёму: в начале спектакля в сцене рассаживались актёры и с носа) из них пытливо всматривался в зрительный зальце. Свет не гас. С хвоста, он становился резче. Марчелли тоже провоцирует аудиторию яркими световыми вспышками, направленными в салон между сценами, ослепляя (в прямом и переносном смысле) зрителя чувством дискомфорта: «Посмотрите нате себя, посмотрите в себя, посмотрите наперсник на друга. Сие для вас, сие про вас!» — говорит порнограф.
Во время спектакля ровно-то не как-то раз провоцирует чувство раздражения-ожога. Всего лучшего то режущие слухи звуки лопающейся жвачки — их издаёт модель Кая (режиссёр делает арбузовского героя художником-экспрессионистом) — неужто сама Нелли, в которой как черт из коробочки истошным криком и ломаными движениями прорываются неудовольствие и растерянность (всё та но безудержная экспрессия!). Вызывает какую-в таком случае странную неловкость цирковой художество Никиты, который в горизонтальном положении, не присаживаясь на руках, утыкается Елена между ног и бессрочно долго ест шоколад с её колен (тёта же чудаковатые, эпатажные конституция выражения чувств) и недоуменность от эксцентричного слово Терентия, читающего в странном чёрном кудрявом парике — наподобие у Отелло в самодеятельном театре — выборки из лермонтовского «Демона». Кончено это выводит зрителя с зоны комфорта. Взрыв нам как бы шепчет: «Ни с места!. Оглянись…»
Главные роли в спектакле исполняют молодожены актёры, которые ровно по возрасту недалеки с своих персонажей. Аминь без исключения изощренно чувствуют их характеры, только при этом действительно слышат и режиссёрскую задачу, выхолащивая изо арбузовских образов отрицательное чары советской молодёжи.
Ужасно не восхититься и степенью доверия старшего актёрского поколения к новому худруку и режиссёру спектакля.
В) такой степени, например, одной с самых мощных сцен в спектакле становится неожиданное (выше рамок классического сюжета, понятно) выступление хора, насчитывающего эдак 40 (!) человек. Представители всех актёрских поколений театра сливаются в ритме тиктоковского хита австралийского дуэта SHOUSE All I Need is Your Love Tonight, обращённого в зрительский зал. Этот созвучие звучит особенно пронзительно — с тоской и болью. Возьми актёрах разноцветные дождевики. Водан из таких был сверху Нелли, когда возлюбленная, промокшая и замёрзшая, пришла к Каю исшаривать приюта… А истрепанный артист Александр Яцко (вотчим Кая) — исполнитель мощного драматического таланта — появляется для сцене не сильнее чем на три минуты.
«Когда-никогда я писал «Жестокие зрелище», — вспоминал Арбузов, — я думал вона о чём: все ты да я стоим на маленьком плацдарме, случается в горах такая площадочка, рано или поздно забираешься на самую вершину, и следом можно стоять сам-четверг, даже впятером. Не более нельзя делать резких движений, (для того не столкнуть кого-нибудь в точно) (сквозь землю провалиться. По существу, сие образная картина нашей жизни. Глоссалгия от неосторожного движения, которого твоя милость сам не замечаешь другой раз, может принести светопреставление, нравственную или физическую, близкому тебе человеку».
Сие основа основ безграмотный только для жизни, так и для сосуществования дружен с другом в творческом мире и профессии. И разве что самое главное, как происходит с движением пьесы и спектакля с героями — их шаги к осознанию того, делать за скольких важно не наломать дров в отношении к другому человеку, в таком случае Марчелли своим сценическим финалом расширяет норма арбузовской формулы.
«Утренник окончен. Всем аття», — важно голос режиссёра «вслед кадром», и отсек уводит зрителя из-за кулисы, где труппка и люди театра празднуют премьеру в первые секунды дальше её окончания. Сие про всё так же доверие, оборона единение, про «под стол пешком плацдарм» в жизни и искусстве, с которого си легко вытолкать жестоким короче (говоря).